Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

Иван пришел в Иринкин двор ни свет ни заря. Уселся под раскрашенный коричневой кровельной краской гриб, в дальний угол песочницы, и слился с ландшафтом.
Таинственное исчезновение вчерашнего вундеркинда всю ночь не давало ему покоя. Мало того, что он еле-еле уснул, проворочавшись до полуночи, так еще и проснулся перед рассветом, разбуженный странным сном.
Снились ему белесые, бестелесные фигуры, причудливо меняющие свои очертания среди тьмы ночного леса. Или заброшенного парка. Они хотели подойти к нему ближе и тянули свои почти прозрачные руки из-за старых берез. Он понимал, что у него есть нечто, очень им необходимое, чувствуя острую жалость к их бесформенной незавершенности и неприкаянности. Ваня даже попытался им что-то передать, кажется какую-то еду или одежду. Но призраки шарахались прочь от его даров. Длинные тонкие пальцы их показывали куда-то за его спину, а туманные глаза, полные тоски,
смотрели сквозь него с надеждой и благоговением.
Он оглянулся назад и увидел ускользающую фигуру мальчика. Тот беззвучно смеялся, прячась от него за деревьями, и махал высоко поднятой рукой с оттопыренным средним пальцем. На пальце сверкал голубой бриллиант, умножая и дробя попадающие на него лунные лучи. Иван бросился вслед за белокурой головкой, но ноги его не слушались и не имели сил двигаться. Мальчик исчез.

Иван немного полежал, еще раз старательно собрав все фрагменты сна. Попытался объединить рассыпающиеся кусочки в единое целое и, довольный получившимся, запомнил картинку заново. Все дело в Лялькином кристалле и голубоглазом пацане, думал он, тщательно начищая свои на редкость здоровые зубы. Не совсем понятно, что это за фигуры? Но заморачиваться ненужным, было не в Ивановых правилах. Он по-хозяйски отложил непонятные части сна в дальние ящички своей аккуратно рассортированной памяти и решил заняться вещами более конкретными: куда делся Петр Викторович после их прощания? Разгадка крылась где-то в недрах дома, где жили Комаровы. Туда и направил свои кроссовки Ванечка, одевшись как можно незаметнее.
Последний рабочий день недели был бы похож на четыре предыдущих, если бы не лето. Надвигающаяся жара уходящего августа выманила из квартир всех, кто хотел урвать остатки дарованного небом в этом году ультрафиолета.
Жизнерадостные бабушки в трико и панамках потащили разноцветные пластиковые ведра и плетенные выцветшие корзины на ближайшую остановку дачных автобусов. Затарахтели раздолбанные "Москвичи" и "копейки", дребезжа привязанной к багажникам разнообразной, необходимой в хозяйстве рухлядью.
Деловитые деды за рулями раритетов отечественного автомобилестроения, казалось, были одеты подпольно действующей швейной мастерской, в специально разработанную единую для них спецодежду: серо-коричневые кургузые пиджачки и белые рубашки. На головах все как один имели шитую из хлопчатобумажных треугольников кепку, с мягким козырьком.

Ваня почти не отвлекся на ветеранов, боясь пропустить первые движения в Комаровском дворе. Когда поток самых неугомонных дачников схлынул, городом опять овладела утренняя сонливость. Через час томительного ожидания из мягко лязгающих дверей Иринкиного дома потянулись первые работающие граждане. Позевывая или наоборот, бодро улыбаясь, и этот контингент быстро разбежался по машинам и исчез. Выскочили проспавшие, видимо, Комаровы-родители, волоча за собой упирающуюся Катерину.
- Я не хочу эту панамку! - рыдала красная от злости девочка.
- Не хочешь, и не надо! - панамка вылетела из окна отъезжающей машины, выброшенная сильной отцовской рукой.
Плач мгновенно прекратился. "Тойота" уехала, а ситцевый головной убор продолжал крутиться, чудом попав прямо на острие чугунной пики из ограды двора.
Иван встал на слегка затекшие от сидения на узком крае песочницы ноги и похлопал себя по плотной заднице. Ужасно хотелось подвигаться. Но он мужественно втиснул свою скрюченную фигуру под грибок и снова затих, представляя себя тайным агентом.
- Хочешь, я тебя тоже похлопаю? - предложил детский голос за его спиной.
От неожиданности "тайный агент" вскочил и с размаху въехал темечком в нижнюю перекладину гриба. Гул ржавого железа слился в черепе Ивана с гулом собственной головы.
- Осторожнее! - Петька вытащил обеими руками чуть не потерявшего сознание друга из-под деревянного сооружения и не отпуская, усадил рядом на траву.
- Ты как сюда попал? - почему-то рассердился вдруг Ваня, когда рассеялись круги и звездочки.
- Ножками, - наивные голубые глаза смотрели честно и преданно.
- Ясно, что не ручками! - он не мог придумать, как вывести на чистую воду эту белокурую бестию, - я все утро караулю здесь, ты из подъезда не выходил!
- А я туда и не заходил, - удивился малыш.
- Ты же сам сказал вчера, что живешь в соседнем с Иринкой подъезде!
- Я так не говорил, - опять удивился пацан.
- Ты же вчера сюда ушел. Вчера вечером! - Иван начал терять терпение. Короткий палец несколько раз раздраженно ткнул в сторону дома.
- Нет, туда, - и Петр указал на маленькую калитку в изгороди, скрытую молодой порослью кленов.
- Ясно, - вдруг стух старший.
Мужчины помолчали, глубокомысленно глядя на слетевшихся воробьев, оккупировавших заросли птичьей гречишки. Из-за дерева к наблюдению присоединился тощий рыжий кот, возбужденно подергивая хвостом при приближении особенно наглых представителей летучего племени. Прохладная тень начала съеживаться и отползать от песочницы. Трава, теряя свою свежесть, стала приближаться к среднестатистическому для двора серому цвету.
- Пить охота, - без выражения и всякой надежды произнес Ваня.
- Пойдем к Иринке, - гостеприимно предложил Петька, - у нее уже все на работу уехали.
- Знаю, - Ивановы мозги тоже высохли и съежились. Он попытался что-нибудь достойное ответить, чтобы срезать бесцеремонного мальца, но ничего не придумал и безнадежно махнул рукой, - пошли.
Петр подбежал к вяло повисшей панамке и, несколько раз подпрыгнув, сбил ее растопыренными пальцами. Потом подхватил на лету тряпочку и в припрыжку догнал входящего в подъезд старшего друга.

Николай редко дожидается Ляльку дома: обычно в каникулы он занят другими делами. Или ездит по поручениям Алены. Если он нужен Ляльке, та звонит ему на мобильный и назначает время.
Но сегодня его серый бобрик торчит над спинкой кресла с самого утра. Алена, что еще более странно, громко стуча изящными домашними туфельками по матовому кафелю, сто раз прошла туда и обратно мимо кухни.
Кухня Лялькино любимое, после собственной комнаты, место в доме. Здесь хозяйничает Рашида апа. У нее доброе лицо с круглыми, как яблоки щеками, и небольшие коричневые глазки в морщинках. Ляльке нравится ее светлый в красных розах платок, завязанный двумя концами квадрата назад в стиле банданы. Нравится теплый запах ее груди, под вышитым фартуком в оборках.
Когда умерла мама, она была ее нянькой. Поэтому все самое-самое из раннего детства связано с ней. Смешные татарские словечки и поговорки, привычка всплескивать руками от удивления, любовь к печеным пирожкам и горячей шурпе.
Многочисленные папины жены никогда не имели хода на кухню. Может быть, поэтому ни одна из них так и не завладела его сердцем?
Еще с нею живет гладкая дымчатая кошка. Рашида-па уверяет, что она очень похожа на ее тетку, в честь которой названа Фанией.
- Иди сюда, балам, - ласково зовет девочку кухарка, - я тебе кашу приготовила. Пшенную, с курагой и тыквой, как ты любишь.
Она накладывает ароматную кашу в любимую Лялькину пиалу, и Фания тут же выныривает из-под стола, слыша звук открываемой банки с деревенской сметаной. Кошка обожает эту густую плотную массу, больше похожую на мягкое масло. Бам-с! И скользкая банка падает прямо на лапу замершей в ожидании Фаньке. "Мряу!" - вопит обиженно и истошно та, исчезая обратно под стол.
- Сама виновата! - отвечает кошке по-татарски няня, - не ходи босиком!
Каша как всегда очень вкусная. Почему Алена не любит домашнюю стряпню? По утрам она пьет только кофе, а потом уезжает в фитнесс-клуб, где почти всегда завтракает. Сколько помнит Лялька, у нее всегда специальная диета. Рашида-па замечает ее взгляд, на дифилирующую туда-сюда мачеху, и говорит негромко:
- Даже свой кафий пить не стала.
- А чего она все еще дома?
- Кто знает? - пожимает круглыми плечами кухарка, продолжая мелко-мелко шинковать домашнюю лапшу из нарезанных стопочкой полос упругого теста.
- Рахмят, - целует ее в мягкую щеку, благодаря за завтрак, Ляля, - напеки мне вместо обеда побольше вак-беляшиков. Я хочу Иринку и ребят угостить, ладно?
- Напеку. Отчего не напечь, - снова переходит на татарский Рашида-па, - Иринка хорошая девочка. Бик айбэт кыз!
Лялька быстро приводит в порядок комнату и долго вертится перед зеркалом, примеряя одежду. Она перебрала уже с десяток разных сочетаний и стилей: от супер спортивного до почти гламурного.
Раз пять перевязывала по-разному хвосты и распускала волосы.
Пробовала даже подвести глаза и накрасить губы. Полчаса строила разные рожи, улыбаясь, то мило, то пренебрежительно, то нагло, а то сногсшибательно. Наконец решив, что она все-таки ужасно очаровательна, вздыхая, умывается, завязывает хвост и влазит в светло зеленый эластичный костюм. Сегодня ей лучше выглядеть скромно.
Она перекладывает из вчерашней одежды сотовик, кошелек и карточку и находит забытое кольцо. Одевает его на палец и подходит к окну. Но в ярком дневном освещении камень почему-то теряет свою искрящуюся красоту и похож на простой кусочек голубого стекла.
- Посмотрим, - задумчиво бормочет девочка и опять идет в холл.
К ее удивлению, Николай все еще там же, только переместился за низкий столик с чашкой чая. Алена сидит рядом. За два года она ни разу не видела папину жену дома в это время. Та крутит ложечкой остывшую жидкость и смотрит внутрь чашки так, как будто перед нею разверзлась бездна.
Но Лялька не замечает выражения ее глаз. Падчерицу даже радует присутствие мачехи. Присев на подлокотник ее кресла она кладет руку с перстнем на спинку и выдает самую невинную, как ей кажется фразу:
- Что у нас сегодня случилось?
- Я уезжаю! - вдруг решительно говорит Алена, то ли продолжая прерванный разговор, то ли отвечая на Лялькин вопрос.
Николай переглядывается со своей подопечной, и оба молчат какое-то время, ожидая продолжения фразы. Но блондинка не спеша, ставит чашку на столик и, обняв себя за плечи, низко опускает голову. Светлые волосы скользят по шелковому халатику молодой женщины, потихоньку съезжая ей на лицо и занавесью скрывают застывший взгляд, тонкий с горбинкой нос и белые губы.
Лялька во все глаза смотрит то на кристалл, то на мачеху. Полумрак холла гасит все лучики света и ни один из них не долетает до камня.
Надо было включить свет, с досадой думает экспериментаторша. А если сделать это сейчас? Нет уж, это будет и вовсе глупо. Надо попробовать придвинуть кольцо ближе. Она кладет руку на плечо в красном халатике и не замечает пристального, задумчивого взгляда своего телохранителя.
- Ты чего, Ален? - Лялька пытается вложить в свой голос как можно больше сочувствия.
Мачеха откидывает волосы и удивленно оборачивается. Понимая, что, кажется, переборщила, девочка быстренько добавляет:
- Я просто спросила....
- Надо съездить к маме, - уже спокойно отвечает та, - сестра позвонила мне утром, кажется что-то с сердцем.
И без всякого кристалла Лялька видит, что молодая женщина врет.


Многое сегодня должно было насторожить Ляльку. Должно было, но не насторожило. Голова ее занята тремя вещами: во-первых, сегодня полеты, а в этот день нельзя расстраиваться; во-вторых,
она до сих пор не поняла принципа действия перстня и не научилась им пользоваться: и, в-третьих, что делать с сердцем, вдруг переставшим ей подчиняться?
Из кухни выходит румяная Рашида-па, неся завернутые в салфетку беляши. Лялька с облегчением вскакивает ей навстречу, кладет угощенье в большой спортивный рюкзак, целуя няню в теплую щеку, и машет всем уже на пороге:
- Я сегодня поздно. Буду у Иринки. Пока!
Ее даже не удивляет, что телохранитель не делает попыток остановить поспешный уход. В саду она снимает и прячет кольцо: потом разберется, с ребятами. Идет к задним воротам и за гаражом меняет кроссовки на сложенные в рюкзаке ролики. Прячет волосы под бейсболку, сверху темные спортивные очки. Дождавшись, когда одна из машин будет выезжать, девочка вместе с ней выскальзывает в ворота. Поворот, тихая аллея, будка охраны и она на улице.
Теперь она одна из тысяч и никто не признает в ней богатую наследницу Лялю Исмаилову.
В мониторы камер слежения все так же задумчиво смотрит ей вслед Николай.