Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

- И что? - не спеша раздеваясь, Лялька подошла к самому краю крыши, - в прошлом году мы летали до октября.
Внизу образовалась пробка. Автомобили сгрудились с разных сторон перекрестка. Задние, еще не знающие в чем дело, нетерпеливо сигналили, подгоняя передних. Яркое красно-желтое скопление огоньков перемигивалось, образуя дивный, сияющий крест.
- В прошлом году в сентябре было до плюс двадцати пяти! - Женька, теряя аргументы, постепенно переходил на крик.
Ванечка нахохлившись сидел в углу между трубой и гнездом. Он тоже не собирался сегодня летать: застегнутая до самого верха куртка скрывала большую часть лица. Так и не разостланное одеяло валиком лежало под ним.
- Тебе мало, что Иринка болеет, да? - привел последний довод Евген.
- Это здесь совершенно не причем, - Лялька упрямо свела брови.
- Лялечка, - он ласково увел подружку ближе к центру, - ты мне только объясни, зачем ты хочешь сегодня лететь одна? Мы с Голубем хотели просто посидеть наверху и поболтать. Правда, Ваня? - он незаметно ткнул друга носком кроссовки в попу.
- И Голубь здесь совершенно не причем, можешь не пинать бедного парня.
- А в чем же тогда дело?
- Ни в чем. Мне просто захотелось. Я летаю с третьего класса, в отличие от некоторых, и давно ничего не боюсь.
- Ты думаешь, я боюсь?
Женька сердито начал стаскивать обувь. Иван высунул нос из воротника и впервые за весь вечер заинтересованно посмотрел на друзей.
- А я боюсь, - голос его прозвучал глухо и так непохоже, на обычный деловитый сочный говорок, что ребята, мгновенно забыв о споре, обернулись и подошли к другу.
- Ты из-за Иринки, да? - Лялька осторожно погладила торчащий Ванечкин вихор.
Голова Ивана мотнулась и снова провалилась в колодец воротника.
- Брось, Голубь, она скоро поправится
- Ты же не знал, что перстень окажется у нее.
Рябята присели на одеяльный сверток с обеих сторон. Слова молча роились в воздухе, как мыльные пузыри. Произносить что-либо вслух необходимости не было.
Автомобильные сирены на перекрестке стали смолкать. По-видимому, затор на дороге рассосался. Сгущающийся над Причалом мрак образовал глубокий бархатный задник для изящного серпика убывающей луны.
Женька звонко шлепнул себя с размаху по щеке.
- Комар.
- Завтра сходим к Иринке? - спросила или предложила Лялька.
- Во сколько?
- Сразу после занятий.
- У меня завтра одна пара после обеда.
- А мы без тебя. Ладно, Голубь?
- Я сегодня был.
- И нам не сказал?
- Говорю.
- Зараза, ты Иван. Думаешь только о себе. Сразу видно: единственный ребенок в семье.
- Да не.... Я позвонил ей утром, а она велела срочно прийти.
- Тебе одному? - ревниво спросила Лялька, стараясь заглянуть в опущенные глаза, - Зачем?
- Ей захотелось дыни. И еще там ....
Женька вдруг подумал, что Ваня врет. Вчера в приемном покое ему сказали, что свежих фруктов Комаровой нельзя. А у нее самой нет телефона. Он не стал уличать друга, но на душе стало еще холоднее. Без Иринки многое, казалось, не имело смысла.
Они проводили Ляльку, как всегда, до арки. Посмотрели вслед сигнальным огням, невидимого в темноте "Брабуса". Остатки былой роскоши городских насаждений, с влажным шорохом носились по улице. Ветер закручивал разноцветные лоскутки в воронки и расшвыривал их сверху вниз, как конфетти.
- Ты знаешь, что она уезжает? - вдруг прежним голосом спросил Ваня, ловя летящие в лицо листья.
- Кто? Иринка?
- Причем здесь Иринка. Ляля Исмаилова, собственной персоной.
- Уезжает? С чего ты взял?
- Знаю, - уклонился от ответа тот.
- Какой-то ты странный стал, Голубь...
- Чем?
- Не обижайся, но ты стал какой-то неуловимо... скользкий.
- Зря ты так, - бесцветные в свете галогеновых фонарей глаза Ивана, коротко и настороженно взглянули на Женьку, - просто я переживаю.
- Слышал.
- Не веришь?
- Верю. Так с чего ты взял, что Лялька уезжает?
- Отец сказал, что нефтяная компания "Сиброснефть" перевела все активы за границу.
- Ну и что?
- Как только Исмаилова выпустят из-под следствия, а дело с этой хитрой новой адвокатшей идет к тому, он сразу смоется из страны. Ну и семью заберет, естественно.
- Может быть, - Женьке вдруг захотелось поскорее попасть домой, - Ну ладно, бывай. Созвонимся.
- Пока.
Они подходили к остановке, и Евген вскочил в тронувшийся троллейбус, едва успев просочиться меж захлопывающихся дверей.
Иван прищурившись посмотрел долгим взглядом вслед. Потом спохватился, и сконфуженно улыбаясь, оглянулся по сторонам.
Держащий маму за руку мальчуган не сводил с него удивленных глаз. Больше на него никто не смотрел: припозднившийся народ спешил по домам. Он вышел на дорогу и тормознул проезжающее такси.
Когда, сорвавшись с места, лихая "шестера" скрылась из виду, малыш подергал родительницу за палец.
- Мамочка, а у людёв бывают глазки как у кошки?
- Бывают, - усталой мамаше совсем не хотелось развивать какую-либо тему.
- У хороших тоже?
- Нет, только у плохих.
- А кошки - хорошие! - почему-то обиделся он, - Барсик бабушкин - хороший!
- Потом, поговорим. Вот и наш автобус. Побежали, побежали....

Солнце освещало правую половину палаты наискосок к двери. Иринка лежала в левой и смотрела, как пылинки собрались и кружатся в полосках света. Казалось, что там, за гранью солнечного луча нет никакой пыли. Но она знала, что пыли везде одинаково, просто ее не видно в тени.
Мама! Ну почему такая умная мама бывает так непроходима глупа! Отобрала у нее сотовый, "чтобы никто не беспокоил"! Да она в тысячу раз сильнее волнуется, оттого, что не может ни с кем поговорить! Что-то неладное творится с Иваном. Ни разу не позвонил на сестринский пост. Сонечка, медсестра, всегда зовет. Сотовый отключен. Ребята отделываются какими-то пустяками на все вопросы о нем. Ладно. Главное, он жив - здоров, остальное можно поправить. Только бы поскорее выйти отсюда!
Девочка с тоской поглядела на храпящую в свое удовольствие соседку. Могут же некоторые спать по двадцать часов в сутки! Хотя, что еще делать в гепатитном отделении? Она закуталась в толстый махровый халат: до сих пор ей все время холодно. Носки, пижама, халат - ничто не спасает от постоянной внутренней дрожи. Врач говорит, что это из-за болезни. Но на самом деле, эта дрожь и вызвала болезнь, уж она то знает это точно. Петька предупреждал.
Если бы она тогда начала срочно устраивать согревающие процедуры, от родительских расспросов было бы совсем не отвертеться. А так, пока они добрались до дома, пока она залезла в ванну, холод проник в печень.
Иринка свалилась на второй день. Первое время бороться самой у нее просто не было сил. Теперь, другое дело.
Она нащупала ногами шлепки и шаркая, подошла с одеялом в обнимку к окну. Голубое жаккардовое покрывало равномерно вздымается и опадает над могучей грудью Натальи Петровны. Можно начинать. Надо прикрыть глаза. Улыбнуться внутренней улыбкой. Расслабиться и представить себя сильным юным деревцем. С крепкими молодыми корнями. Где-нибудь в светлой березовой роще, среди многочисленной поддержки друзей и близких. Солнце входит в самую верхушку, смывая своими золотыми струями все вязкие серые комки болезни.
Тоскливые мысли стекают вместе с грязью в землю. Руки ее еще дрожат, ноги едва держат, но она гонит мысли об усталости. Сейчас ей нужно солнце. Как можно больше солнца. Голова и тело постепенно наполняются сияющим горячим звоном. Проходит десять минут. Двадцать.... И девочка падает мягким кулем на расстеленное предусмотрительно одеяло.
На мгновение силы покидают слабенький организм. Силы, но не сознание. Мозг ее ясен. Никакой паники. Так уже было. Иринка знает, что теперь день ото дня она сможет накапливать все больше и больше солнечного тепла. До тех пор, пока однажды она почувствует: ни капли скользкой холодной серости не осталось внутри.
Она встает, крепко удерживая ладошками кусочек солнца под пупком, и медленно опускается на кровать. Одеяло стелется за ней королевским шлейфом. Не переставая улыбаться, она одной рукой подтягивает "мантию", укрывается и мгновенно засыпает. Маленькая королева, с самым королевским из всех сокровищ во вселенной: шариком чистейшего солнечного золота в животе.