Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

"И что я к нему прицепился, - думал с досадой на себя Иван, - тоже мне, прокурор нашелся!" Он заварил себе зеленого чаю и, прихватив горсть инжира, уселся на подоконник.
По маленькой улочке, на которую выходили окна их краснокирпичного нового дома, бегали с криками дети. Кажется, они играли в "казаки-разбойники". Напротив стоял старый оштукатуренный и покрашенный желтой краской двухэтажный барак. На высоких окнах с широкими подоконниками цвели вечные герани. Двор зарос лопухами, крапивой и смрадно пах спрятавшимся в зарослях могильника сортиром.
Респектабельные жители их дома были уверены в скором сносе непрезентабельного соседа. Но уже третий год они могли с неудовольствием наблюдать непоколебимый уклад жизни старожилов.
С утра лавочки заполнялись широкими старушками на слабых ногах, в выцветших платочках или древнем перманенте. К сидящим постепенно присоединялись гордые подозрительные коты и маленькие собачки, в которых отдаленно угадывались признаки намешанных пород: пикинесов, тойтерьеров, курцхааров, болонок и даже ливреток. К обеду двор оказывался полон разновозрастной детворы. Причем с двух подъездов и двух этажей ее набиралось больше, чем со всего восьмиэтажного шестиподъездного соседа-красавца. Они шумно заполняли все пространство двора и невесть куда исчезали вечером, когда на смену им приезжали ржавые "копейки", свежеокрашенные "Волги" и даже несколько иномарок, от крутых джипов до демократичных "Пежо". Представители отечественного автопрома, как правило, держали своих хозяев весь вечер под капотом и оставались здесь же ночевать.

Видимо близился час полудня, потому что дети шумели все громче.
Ванечка запивал терпким ароматным напитком крупитчатую вязкую сладость сушеного фрукта и размышлял об Иринке. Несомненно, именно она является лидером и центром их четверки. Самая младшая и самая хрупкая из них. Ангел, сказал про нее сегодня Женька.
Конечно ангел. Тоненькая невысокая, светлые русалочьи волосы и огромные, цвета темного меда глаза. Как же ее можно не любить? Он на мгновенье снова рассердился на Женьку. И вновь остыл. А как ее любить? В их возрасте влюбляешься в касания, запахи, волнующие формы. Да нет, в принципе он понимает Евгена.
Влюбиться в Иришку - все равно что влюбиться в мечту. Но появившееся трепетное томление в солнечном сплетении и внизу живота тут же опровергло сделанные выводы: "стоп Силантьев, - сказало оно ему, - не все так просто".
Иван грустно посмотрел вниз на спрятавшуюся во дворе девчушку. Она села в уголок между забытой строителями бочкой и кирпичной стеной дома. Ему были видны только нетерпеливый нос и круглый затылок, почти ежесекундно высовывающиеся из укрытия, но воображение легко рисовало выражение ее лица: возбужденное и хитренькое.
Воображение. Он закрыл глаза и представил Иринку. Все дело в том, что там, в его виртуальном мире живет взрослая Иринка - красавица и звезда. Настоящая звезда, а не какая-то там шоу.
Реальный образ уже давно слился для него с воображаемым. "Все дело в этом, - горько подумал Ванечка, - для меня она слишком высока и прекрасна, а Евген по этой же причине отвергает ее любовь. Ерунда какая-то". Горячее, сквозь стекло, солнце припекло Иванову голову так, что выступил пот. "Почему это меня так взволновало?" - он вытер кухонным полотенцем лоб и слез с подоконника. "Потому что на твою любовь больше не распространяется табу, - ответил ему услужливый некто, - ты можешь любить ее открыто, не боясь обидеть друга". Вот уж это точно бред. Местами переходящий в маразм.
Для настоящего чувства разве требуется разрешение? Трус ты Иван.
Он налил еще чаю и залпом выпил. Во рту стало горько, но чисто.
Как и на сердце.

Женька переделал все дела за час с лишним. Брат даже рассердился, когда в очередной раз младший отказался ехать с ними на дачу. Хорошо, что мама умеет их примирить. Она даже подмигнула Женьке в дверях. Все-то она понимает! Наверное, это ее многолетний опыт работы реанимационной сестрой. Привычка читать все по глазам.
Он подошел к зеркалу и пристально посмотрел в глаза своему отражению: может быть, в них появилось что-нибудь особенное?
Да нет. Глаза как глаза. Хитрые, зеленые. Счастливые. Точно!
Он пошел в ванную и посмотрел еще раз - без света. В сумраке глаза сияли еще сильней. Как два семафора.
Скорее бы вечер. После рокового столкновения у стекла прошли сутки, а Женьке казалось, что много-много дней. Время вдруг потеряло свою равномерную эластичность: оно то сжималось сталкивая события в миг, то растягивалось, отдаляя минуту от минуты на миллионы долгих мгновений.
Он дал себе срок: в два он позвонит Ляльке и спросит что-нибудь.
В два. Он мотал этот срок туда-сюда по квартире, как заключенный. Часы еле дотащили свои дистрофичные стрелки до пол-одиннадцатого и замерли без сил.
Он принес сотовый и положил его возле себя на диван. Надо поспать хотя бы часик. Спать не хотелось. Как и есть. Он зажмурил глаза и попытался очистить сознание.
Лялька. Улыбающаяся победно во все свои щечки-ямочки. Лялька. Балансирующая на краю крыши на фоне темных улиц и фонарных огней. Лялька. Хмуро смотрящая из-под козырька бейсболки. Лялька....
Евген открыл глаза и, как Ньютон после долгого наблюдения за солнцем, снова увидел перед собой Ляльку. Она что-то говорила, беззвучно шевеля губами. И слезы катились градинками. Распухшие губы складывались в одну и ту же фигуру. Женька напрягся и прочитал: "Нelp me, help me...". Выбросив длинные конечности далеко вперед, он вскочил с дивана, напугав до смерти разлегшегося было в ногах Вильяма.
Привидится же такое. Ага. Уже начинаются глюки с фрагментами из голливудских блок-бастеров.
Он позвал кота обратно на диван, но потерявший доверие Вилька предпочел остаться под столом, пожмурив для приличия глаза.
"Конечно, - подумалось ему, - конечно, мне хотелось бы ей помочь, но как?" Женька упер костлявые локти в не менее костлявые колени и уставился на уснувшие под собственное тиканье часы. "Надо досчитать до тридцати", - сказал ему прямо в ухо кто-то сочувствующий. "Раз, два, три... - автоматически начал он, - двадцать восемь, двадцать девять..."
"Бэсаме, бэсаме мучо"... мелодия телефона зазвучала ровно на тридцатой секунде.
- Котеночек! - томно заверещала трубка, - сколько можно ждать? Ты же обещал быть к обеду дома! Зая, я не сержусь, но все же стынет...
- Кто это? - зачем-то спросил Евген.
- Лапусик, ты совсем заработался! Ты не узнаешь свою попочку? Или твоя протэже опять начала тебе звонить?!
- Вы ошиблись... - начал было он.
- Я никогда не ошибаюсь! - голос внезапно окреп и заледенел -Сейчас приеду, и Раечка мне все расскажет! Ты же знаешь, от меня бесполезно что-либо скрывать!
- Но это не...
- Все еду!
"Бедный Котеночек, - подумал он, слушая гудки, - ты, однако, влип".
Не успел он нажать "отбой", как мобильник опять зашелся страстной мексиканской песней.
- Дело в том, что я не котеночек, - начал он быстро, боясь, что ревнивая дама начнет говорить сама.
- Да? - весело удивились на другом конце связи, - и кто же ты в таком случае?
- Лялька! - обрадовался Женька несказанно, - тут какая-то сумасшедшая ошиблась номером и закатила скандал из-за того, что я спросил кто это.
- Я приглашаю тебя покататься на роликах!
- Сейчас?
- Естественно. Возражения насчет отсутствия коньков не принимаются: есть папины!
- А у него мой размер?
- Твой! У тебя какой?
- Сорок второй.
- И у него сорок второй. Он все равно не будет на них кататься. Они и куплены были больше для меня, чем для него.
- Неудобно, Ляль...
- Пожалуйста, Женечка! Мне надо научить Ренату, а Николай не разрешает одной по центральной площади кататься!
- Ренату?
- Ну да, ту девочку, с которой я познакомилась вчера в кафе. Помнишь?
- Так тебе охранник нужен или я?
- Или ты, Женька! Или ты!

Осень пробралась и на площадь. Сухие листья, которые не успевали убирать дворники, крошились с аппетитным хрустом чипсов под колесиками коньков. Рената в полном обмундировании, расставив руки в перчатках, с лихостью вратаря-камикадзе носилась, пугая молоденьких мамаш с колясками, через полчаса после начала обучения. На попытки ребят показать ей приемы правильного катания, она радостно мотала головой и мчалась дальше.
Они нашли пустую скамейку и, не спуская глаз со счастливого ребенка, занялись, наконец, друг другом.
- А ты хорошо катаешься.
- Раньше. А последний год даже не вставал.
- Все равно хорошо.
- У тебя руки запачкались, - Евген взял теплые Лялькины ладошки и не смог их отпустить: они притянулись к нему магнитом, - давай я их вытру.
- А, пусть, - засмеялась Лялька, но отнимать руки не поспешила.

В нежно желтеющей листве березы у них над головами бойко ссорились воробьи. Чей-то лопоухий черно-белый сеттер задумчиво поглядел на сидящих верхом на скамье лицом друг другу ребят, словно хотел им что-то сказать. Но, постояв и помолчав с минуту, печально пошел дальше. Кажется, что напоследок он даже вздохнул.
- О чем это он? - удивилась девочка.
- Наверное, раньше он был несчастным влюбленным.
- Как Марфочка?
- Давай не будем об этом.
- Давай.
Они нехотя разняли руки и одновременно посмотрели на Ренату. Та уже каталась с какой-то новой знакомой приблизительно своего возраста.
- Я же забыла тебе сказать! Ее мама - начинающий адвокат.
- И что?
- Папин личный адвокат сбежал с моей мачехой.
- А с кем его показывали по ящику?
- Это адвокат фирмы.
- Ты думаешь, ему понадобится помощь начинающего?
- Мне сон про нее приснился позавчера, а днем я встречаю их с дочкой наяву, представляешь?! Это не может быть случайностью!
Лялька разгорячившись, приподнялась над скамейкой и плюхнулась бы на разъехавшихся ногах. Женька едва успел ее поймать.

- Осторожнее!
Мягкие кудри коснулись его лица и черные глаза оказались близко-близко. Девочка тихонечко отодвинулась на свой край. Помолчали.
- Знаешь, я все-время думаю об Иришке.
- И я, - нехотя признался Женька.
- Ты думаешь, мы ее предаем?
- Нет! - рассердился он внезапно, - я так не думаю! И ты не думай! И она так не думает, я уверен!
От его крика над ними вспорхнули, утихомирившиеся было, птицы.
Проходящий мимо старичок ласково и участливо скользнул по ним взглядом.
- Тише, тише. - Лялька потянувшись, погладила его по руке, -Уж она-то точно так не думает. Только ей больно, я же вижу.
- А нам что делать?
- Может быть подождать?
- С чем? Я итак минутки считаю до встречи с тобой, - нечаянно проговорился Евген и покраснел.
- Правда? - Лялька придвинулась ближе и обхватив пальчиками скуластое лицо друга заглянула ему в глаза.
Женька вдохнул ее теплый аромат и задохнулся им и внезапной близостью. Мозги его отключились, как предохранитель от резкого перепада напряжения, а руки и губы, безо всякого контроля сверху, начали делать то, что им так давно хотелось. Воздух вокруг сгустился и затвердел, образуя изолирующую от мира капсулу. Снаружи издалека донесся какой-то звук.
- Вы замерзли что-ли? - любопытная физиономия девчушки просунулась между ними.
- Да, - сказала Лялька осторожно отнимая Женькины руки от себя, - ты то бегаешь, тебе жарко.
- Так и вы бегайте! Вылазь, пойдем!
Девчонки уже смеялись на приличном от него расстоянии, когда парень смог, наконец, потихоньку прийти в себя. Сердце сжималось и разжималось с пограничной для него скоростью. Евген забросил ноги в роликах на скамейку и вытянулся на сиденье, заправив дрожащие руки за голову. Ничего себе! Это было как прорыв в новое измерение. Прохладное высокое небо в самом своем зените сгустило синеву до черной едва угадываемой точки, с которой начиналась ночь.