Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

- Здесь я, здесь. Где я еще могу быть, если падала с тобой вместе?
- Идем за ней дальше?
- Что же нам еще остается делать. Идем... - ушибленный копчик ныл забытым сто лет назад остеохондрозом.
- Возьми меня за руку, на всякий случай.
Мы уцепились друг за друга и за малютку и двинулись цепочкой брейгелевских слепых, нашаривая ногами дорогу. Шествие продолжалось всего минут пять, как темнота внезапно кончилась: кто-то открыл перед нами двустворчатую дверь. Отпущенный застигнутой врасплох Ольгой, пес выскочил с громким лаем в залитый солнечным светом проем.
Крошечная ручка тащила меня туда же. На широком дворе среди пробивающейся сквозь разбросанные камни травы сидели, прыгали, бегали, валялись и кричали на разные голоса штук сто, на первый взгляд, таких же "мась" как наша. От лающего Джокера они прыскали в разные стороны, но тут же возвращались обратно. Похоже, никто его тут не боялся.
- Джокер, ко мне! - Ольге пришлось приструнить расшалившегося "карликового волка".
- Сюда, садись, - малышка почти повисла на моей руке, чтобы усадить меня на один из плоских валунов. Друзья мои уже сидели рядом. Так что я смогла, наконец, как следует осмотреться.
Перед нами были не дети. Вернее не только дети. Наша Мася подбежала к сидящим в глубине двора, на устланных какой-то рухлядью камнях, двум крошечным старухам, обвешанным таким же тряпьем. Они сверлили нас маленькими пронзительными глазками и гладили крошечными сморщенными ручками развалившихся рядом, кажущихся рядом с ними огромными, двух полосатых кошек. Зрелище было настолько неординарным, что даже у Джокера, по-моему, отвалилась челюсть. Кошки и глазом не повели в нашу сторону.
- Здравствуйте, как поживаете? - я решила на всякий случай им поклониться. Вдруг у них, как у всех коротышек больное самолюбие? Поклон сидя получился на восточный манер и, кажется, понравился старушкам, потому что они, переглянувшись, слегка подобрели лицами. Малышка что-то быстро и невнятно им сказала.
Та, которая слева, еще внимательней взглянула на нас и неожиданно низким голосом произнесла:
- Люки, кто, откуда? Где жить?
- Тэсс, Америка, Конфедерация. Далеко жить. Сегодня приехать, - так же без спряжений подражая ей, ответила я.
- Меня зовут Ольга, а это Джокер, мой пес. Он очень добрый и воспитанный. Мы втроем приплыли на лайнере сегодня рано утром.
Там, возле порта на пляже и встретились с Масей, - подруга ласково смотрела на обступивших нас человечков.
По-моему, они ничего не поняли из ее сложной фразы. Я посмотрела на пожилых дам, но тут же убедилась, что была не права: старушки решили дальше обращаться только к Ольге, посчитав ее, видимо, более сведущей и разумной. В принципе, они были где-то правы, я чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Надо все-таки почаще вспоминать, что здесь я младшая, робкая Диана. Как будто прочитав мои мысли, старушка справа спросила у Ольги:
- Почему она такая как ты? - указывая при этом пальцем на меня.
- Мы получились одновременно, как котята. Сразу обе. А не могли бы вы объяснить нам кто вы? Мы нигде не видели таких маленьких людей.
- Мы - маси! - бабка с гордостью оглядела свое немногочисленное племя.
Старушки по очереди так же односложно, но важно и не спеша, рассказали нам свою историю. Пока они говорили, я внимательно рассмотрела странное сообщество, которое снова разбрелось по поляне по своим делам. Рассказ этих двух стареньких предводительниц, мои воспоминания и "натурные" наблюдения сложились в следующую картинку.

История оказалась простой и жуткой. К концу 21-го столетия на территории развалившейся России осталось большое количество беспризорных детей, не принадлежащих ни одному вновь созданному государству. Свежеиспеченные президенты и премьеры бросились делить и переделивать обрушившуюся на них власть и сопутствующие ей блага.
Обыватели, естественно, тоже были заняты проблемами выживания и самосохранения. Армия сирот, брошенных детей и малолетних беглецов в отсутствии государственных программ начала стихийно объединяться. Я помню редкие панические новости из тех краев. Но только сейчас, слушая этот странный односложный рассказ, смогла представить масштаб этого ускользнувшего из хроник события. Страшные условия жизни: холод, голод, наркомания, ранняя половая жизнь и ранняя смерть всего за сто с лишним лет создали диковинку эволюции - мигрирующие племена лилипутиков. Мигрирующие, потому что вынужденные жить где придется, они как птицы следуют за теплом и солнцем. А лилипутики или, как они сами называют себя, "маси", потому, что вследствие естественного отбора рост их постепенно уменьшился до пятидесяти-семидесяти сантиметров. С речью произошло то же самое: для общения с внешним миром им достаточно около пятиста слов, а между собой они общаются на специфическом сленге, разобрать который с моим знанием русского не было никакой возможности. Как ни странно, они вовсе не утратили способности к размножению и даже приобрели способность к передаче своих признаков по наследству. Последние годы к ним прибиваются уничтожаемые по закону домашние животные, которых сердобольные хозяева предпочитают увозить подальше из городов. Они вступают в племена на равных: принося пользу и получая защиту. В этом маленьком прайде кошки живут уже лет десять.
Они нянчат детей, охраняют территорию и ловят крыс.
Местные жители относятся к маленьким людям как к цыганам, не обращая на них внимания и стараясь не вступать в контакт.

Длинный день подходил к концу. Мы решили заночевать в крепости, благо еда у нас еще была, а обогрев на костюмах пока работал. Оля, еще не растерявшая привычки к семейному общению, хлопотала, приспосабливая общественное "ложе" для сна. Голенькие малыши, пытаясь помочь, с восторгом носились за ней, больше мешая. Взрослые маси, кутаясь в обрывки пестрых одежд, скептически наблюдали за этой возней, греясь на теплых камнях. Джокер ревниво не сводил глаз с хозяйки. Я отвыкла таким способом заботиться о близких и с удовольствием привыкала вновь. С появлением Ольги я как будто обрела потерянную семью.

Ольга тогда осталась с Джокером у масей. Мы почти всю ночь проговорили с Наной и Наяной, бабками-предводительницами, о нас и наших планах. Они мигрировали как раз из Сибири, по нижней Волге и Северному Кавказу. Весной им предстоял обратный путь. Для них не существовали таможенные препоны, у них не спрашивали документы на животных, так что целесообразно было оставить пса им, тем более, что он может быть очень полезен. Там они передадут его такому же племени дальше на восток: и так до Гималаев, до Ковчега. Ольга понимала, что это будет гораздо лучше, но расстаться с любимцем так сразу не могла.
Родители ее были предупреждены об отъезде дочери, да и сами, должно быть давно уже на Гавайях: можно спокойно остаться здесь до будущей весны. Она уговаривала меня, что все будет хорошо. Язык и места она знает, завтра устроится жить где-нибудь в городе, купит мольберт, холсты, краски и будет спокойно ходить на пленер, не вызывая подозрений. Джокер будет ждать ее в крепости. Все действительно получалось намного лучше, чем мы рассчитывали. Я смотрела на языки костра, искрами уносящиеся в черное южное небо, на Ольгу, одной рукой гладящую закутанную в платок Масю, а другой - бодрствующего пса, а сердце мое тихонько пело: быть может, быть может...

В тот раз, во-первых, я точно знала, где она; а во-вторых, могла в назначенное время выйти с ней на связь. Сейчас все иначе. Время детей, конечно, это не время подростков: нет дурацких законов, запрещающих содержать домашних животных, нет насилия ни в обыденной жизни, ни в масс-медиа. Кругом чистота и порядок, как в образцовом детском садике. Только действуют еще комиссии по возрастным ограничениям и "Закон о воспроизводстве" никто не отменял. Пока.
Из всех изоляционных зон осталась одна Ямайка, но вот строят же мыслестанции на пятитысячниках. Зачем? Вопрос риторический. Я последний раз на сегодня тщательно осматриваю карту. Нет Ольгиного сигнала, и не было. Сворачиваюсь. Я с тобой, где бы ты ни была. Да убережет тебя моя любовь.

Почти те же слова мысленно посылала я Виктору, сидя у огня в спящей крепости. И датчик в кармане откликнулся! Я, еще не веря в удачу, включила пеленг. Есть контакт!!! Все, кроме кошек, спят. Я смотрю на экран и начинаю ловить информацию. Светящаяся точка указывает на северо-восток Италии, включаю приближение: где-то возле Венеции.
"Нужна помощь? Я свободна!"
"Нужна. У нас проблемы".
"Ты?!"
"Со мной все хорошо. В группе".
"Болен?"
"Психология. Женщина".
"Где встречаемся?"
"Венеция".
"Через два дня, двадцать шестого".
"Утром, площадь Святого Марка".
"Люблю, целую".
"Люблю, до встречи".
Сердце мое поет так, что мне хочется оглянуться: не слышит ли кто?
Все по-прежнему, только одна из кошек глядя на меня, шевелит ушами.
Мне кажется, что она улыбается.

До утра успеваю разослать сигналы в Керчь и на форт о наших новых планах. Получив и оттуда и отсюда "добро", засыпаю часа на три:
надо попасть на первый рейс в Венецию.