главная

Домой       Живопись    Графика    Акварель    Проза    Стихи    Художник    Гостевая    Контакты 








Прозаические произведения:

Сфера безмятежности

Напиток

Семь легенд и сказаний башкирского народа

Об одном незначительном споре

  
   
В повести 28 страниц:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
13 14 15 16 17 18 19 20
21 22 23 24 25 26 27 28

Напиток

Повесть

Виктор ободряюще подмигнул и мы отвернулись, вглядываясь в обстановку. Полуразвалившийся ангар из старинного белого металла был предназначен для небольших самолетов местного значения, чьи останки можно было угадать по валяющимся еще кое-где обломкам шасси, крыльев и винтов: это, по-видимому, были моторные самолеты конца 20-го, начала 21-го века. Наушники и микрофон Виктора куда-то делись, а с меня "Соловей-разбойник" их почему-то не снял (правда они незаметны для постороннего взгляда) и я вдруг услышала легкое покашливание Моцарта. Острый слух туземца тотчас же уловил посторонний звук: он сверкнул глазами в мою сторону и насторожился. Я тут же тихонько закашляла. Громкий дребезжащий рокот, раздавшийся со стороны полуоткрытой двери, отвлек нашего охранника. Он усмехнулся и пошел навстречу шуму.
Рокот перешел в такой мощный рев двигателей, какого я не помню со времен байкеров.
- Моцарт, мы в каком-то металлическом гараже для самолетов, - быстренько прошептала я.
- Тэсс, тебя плохо слышно, попробуй включить пеленг.
- Зато я слышу тебя отлично, мой датчик в кармане, а руки связаны. Настройся прямо на меня. Посылаю сигнал.
Я сфокусировала энергию в байхуэй и перешла на телепатический контакт. Вовремя. Потому что в распахнутый во весь торец самолетный проем въезжала, вместе с утренним светом странная кавалькада. Небольшие разлапистые квадрициклы, оседланные диковинными наездниками, разбрасывая труху из-под крупнопротекторных колес и взревывая дизельными двигателями, встали как вкопанные, полукругом перед нами.
По слишком безмятежному взгляду Виктора я поняла, что мой друг растерян. Завершив сигнал Моцарту, переключилась на Виктора. Со времен нашего соглашения на "Аделаиде" мы больше не разговаривали о чувствах, и я, щадя его, вела себя скорее как друг. Но все мое существо желало ему добра. Я собрала эту нежность, добавила силы и, прикрыв глаза, послала импульс. Вибрирующая возвратная волна дала знать: принято.
Все это заняло несколько секунд. Пыль, поднятая мотоциклетной ордой, постепенно осела. Смуглые коренастые люди в кожаных и замшевых одеждах разглядывали нас презрительно и просто. Никто не нарушал затянувшегося молчания: никого оно не тяготило. В центре группы, чуть впереди, на черном хромированном квадрике сидела молодая красивая женщина. На гордо посаженной голове с широко расставленными агатовыми глазами ловко сидел резной кожаный шлем. Из-под расшитого бисером и платиной камзола на мягкие сапоги опускались широкие шелковые штаны. Тонкую талию наездницы стягивал отягощенный оружием пояс. Черные косы были заправлены туда же. Амазонка. Та самая, описанная Геродотом и затерянная в веках. Сменила только настоящего коня на искусственного. Иллюзия была настолько полной, что мне захотелось проверить - на месте ли ее левая грудь.
Длинная пауза позволила рассмотреть свиту красавицы. Точно амазонки: большинство седоков - женщины, а кажущаяся коренастость, на самом деле, толстые защитные жилеты из вплетенных в кожаные ремешки отражателей. Мужчин легко узнать по тонким подковообразным бородкам. Их около четверти. Всего. Держатся они скромно и как бы в тени. Кстати, у нашего "Соловья-разбойника" никакой растительности на лице нет. Я еще раз внимательно смотрю на его легкую фигурку: грудь небольшая, но явно прорисовывается. Поздравляю тебя, голубушка, ты кажется, совсем потеряла нюх - мужчину от женщины отличить не можешь! Оружие в руках ее, видите ли, смутило. Из памяти выплывают образы дев на конях и с луками. Что-то такое давным-давно было связано с этими местами... Что-то из далекого школьного детства. Степи, курганы, лошади и женщины. Матриархат? Эта долбанная Информационная Новостная Сеть! Такое ощущение, что мы прибыли с другой планеты. Да уж - "гудбай Америка, с другого берега" - кажется, наша благородная освободительная миссия может закончиться анекдотом. Хотя после масей можно было уже ничему не удивляться.
- Бу ниндэ кэше? - гортанно-воркующий голос атаманши был спокоен.
- Привет! Мы не желаем никому зла... - начал было Виктор, но его никто не собирался слушать.
- Моржялар. Юлдан, - наша всегда улыбающаяся захватчица держалась на этот раз почтительно.
- Икеу генэ?
- Икенселяр машинада.
- Нисеу?
- Егерме бер. Картлар.
- Картлар?! - взгляд девушки впервые остановился на нас вопрошающе.
- Почему с вами старики? - похититель, оказывается, говорил по-русски.
Я поняла, что сейчас лучше не врать. Во-первых, было ясно, что так же безмятежно нас могут просто убить; а во-вторых, я довольно точно проникла в смысл разговора: девушка знала, сколько стариков в трайлере. Если ей не составило труда пересчитать их внутри: она умеет видеть насквозь?
- Мы везем их в Гималаи. Спасаем от уничтожения. Вы же слышали о Законе расселения?
- Почему вы их спасаете?
- Потому, что они этого хотят, - ответил Виктор.
Кажется, ей понравился его ответ. Она еще раз внимательно посмотрела на нас и коротко отдала команду двум крепким мужчинам, стоящим чуть поодаль. Те тут же подбежали к нам и, отвязав от крюков, потащили каждый на свой квадрицикл. Удивительно, но от транспортировавшего меня парня пахло травой и теплой пылью, а не потом, как ожидалось.
Он легко закинул меня в тележку позади своего седла и привязал снова.
Не скажу, что мне это понравилось: ужасно хотелось расправить затекающие руки и ноги. Выбора, правда, все равно нет. Виктору еще хуже. Его носильщик, согнув почти пополам, вообще засунул с головой под пластиковый кожух, предварительно закрепив веревками. Я с ужасом представила езду по пересеченной местности в жестком кузове: бедный Виктор! И бедный мой позвоночник, при такой эксплуатации тебе не продержаться и пятидесяти, а не то, что ста пятидесяти лет! Но та же пахнущая пылью рука сунула мне под нос щепотку какого-то порошка. И уже проваливаясь в сон, я услышала свой внутренний голос: "напрасно ты волновалась, милочка"...

Алсу, напевая, приводит в порядок умытый росой сад. Ее пенье, такое же бесхитростное и чистое, как щебет умолкнувших с восходом солнца птиц, приводит в порядок мои растрепанные последними событиями мысли.
Жизнь чудеснее самой чудесной сказки! Я гляжу со смотровой площадки на мерцающий утренним светом океан, на просыпающийся в хлопотах нового дня городок, на сопки в акварельных пятнах хвойных и лиственных лесов. Деловито снующие фигурки торговцев, разворачивающиеся со своим добром на рыночной площади; кажущиеся отсюда крошечными рыбацкие лодки, подгребающие к берегу после ночного лова; маленькая Алсу, собирающая с дорожек опавшие за ночь цветы - все они кажутся мне жучками-скарабеями, толкающими земной шар для одной невероятно простой вещи: для вечного возрождения жизни.
Эк тебя, голубушка! Будет на сегодня, беги к своему навозному шарику. Пора готовить завтрак. Пусть мэр со своей овсянкой отдыхает. Сегодня я буду это делать сама! В честь Ольгиного возвращения нас ожидает "креветочный фейерверк". Я заворачиваю в тонкие ломтики ошпаренных баклажан (должен быть окорок, но мы его не едим) крупные свежие креветки. Скалываю их деревянными зубочистками и опускаю в крахмальный кляр. Потом обжариваю в воке до золотисто-коричневого цвета и выкладываю на квадратную бирюзового цвета сервировочную тарелку, поверх подготовленных овощей. Польем эту красоту горяченьким соусом... "Слоновьи уши", чашечка тофу и - наш завтрак готов! Я любуюсь сервированным столом и желаю всем сердцем, чтобы все это принесло радость и здоровье. Пусть моя любовь перейдет из угощенья в желудок, печень и почки моих дорогих девочек: Ольги и Алсу.
А Виктора я так ни разу не угостила своей стряпней. Правда и времени тогда на это не было.

Еще одной порции этого идиотского порошка я не выдержу. Голова прыгает по жесткому пыльному дну маленького кузова, и, кажется, что ее гудящий звон слышно далеко по всей округе. На крутых поворотах меня таскает от одного борта к другому. Если бы не крепежи, давно бы уже выбросило на одном из ухабов. Мой водитель даже не оглядывается, когда я начинаю постанывать на особо жестких кочках. Уже собираюсь кричать погромче, как квадрицикл внезапно останавливается, и я по инерции врезаюсь головой в бортик.

Ах ты, зараза!!! Сразу видно, что тебя не научили почтительно обращаться с деликатным грузом. Удар неожиданно привел меня в чувство, потому что пришелся прямо в байхуэй. Я быстренько запустила "малый небесный круг" и постаралась расслабиться хотя бы на то время, которое осталось в моем распоряжении. Оказалось, всего-то минут пять.
Стараюсь установить контакт с Виктором. Куда делся его коммуникатор?
Теперь я не слышу даже шелеста, а по каналу Моцарта различаю едва уловимое пение. "Голос певца за сценой"! Милый мой друг. Солнце вместе со звуками далекой арии постепенно вливается в мое сердце.
Голова окончательно проясняется, и утренний степной воздух наполняется запахом емшана и полыни. Мой костюм работает, так что все естественные потребности, нуждающиеся в немедленной реализации, свелись к двум: пить и писать. Но вынимать меня из моего "купе" никто, кажется, пока не собирается. Гортанный голос атаманши приводит в движение невидимых мне людей. Я слышу легкий топот множества мягких сапог и чувствую случайные толчки пробегающих мимо тел. Высокие бортики скрывают эту суету. Изворачиваюсь, чтобы встать на колени, прислоняюсь к теплому металлу и осторожно приподнимаю голову.
Тусклое осеннее светило раскрасило нежными пастельными красками открывшийся мне вид на громадную реку с крутого, изрезанного оврагами откоса. Зависший над водою туман размывает пестроту сентябрьского леса на противоположном берегу. Наша быстрая когорта расположилась на самом краю берега. Четырехколесные лошадки сгрудились возле удивительно ровного, заросшего бурой травой кургана, у которого снуют наши похитители. Кажется им не до нас. Квадрик с моим другом стоит рядом, хотя мне не видно, где он там под крышкой.
- Виктор! - зову негромко: представляю, каково ему без свежего воздуха, скрючившись в три погибели, - але, просыпайся. Мы, кажется, добрались.
В соседнем кузове никакого движения. Я приподнимаюсь еще выше, никто не смотрит на мои манипуляции, и как гусеница тянусь в своем сетчатом коконе к кожуху. Ура! Мне удается зубами ухватиться за пластиковый край. Тащу его изо всех сил на себя. Но упавшая в сторону штуковина открывает пустой край кузова!!! Посильнее наклоняюсь, чтобы заглянуть в него поглубже, теряю равновесие и обрушиваюсь на землю, цепляясь сетью, носом и волосами за все торчащие части металлической колымажки.
Ах, ты... Шум, произведенный моим несчастным телом, переполошил не только Моцарта, замершего на другом конце связи, но и привлек, наконец, ко мне внимание занятых чем-то людей.
- Бу бэндэге нэрсэ киряк былган? - двое парней-носильщиков сбросили свою поклажу и с радостным любопытством уставились на меня.
- Весело?! - накопившаяся злость вырвалась наружу и подогрела мой голос, - а ну-ка, поднимайте меня немедленно! Да развяжите же наконец, идиоты!
Поцарапанное лицо саднит, а ушибленная задница, наверное, в синяках.
Куда они дели Виктора? Я бы уже давно выпуталась из этой дурацкой авоськи, но в мои намерения не входит просто исчезнуть. Пусть идет как идет. Тем более, судя по пенью Моцарта, у наших стариков все в порядке. Только вот куда же делся Виктор!?
На мой крик подошла юная девушка, неожиданно высокая и светловолосая, но загорелая и в таком же, только замшевом камзоле, как у предводительницы.
Спокойно и внимательно несколько секунд смотрела на меня, потом удивленно подняла брови и коротко приказала мужчинам:
- Алтын-сэснэ зур бульмягэ. Сисегез оны, - и ушла.
Мой транслятор перевел команду, и я с нетерпением ждала, пока меня развяжут и поставят на ноги. Жаль, что моя освободительница так быстро исчезла: хотелось бы узнать - где мой друг. Смешно все-таки вспоминать те инструкции, которые я получила в форте насчет дальних территорий. Ничего похожего на происходящее там и в помине не было.
- Осторожней! - правая нога болела от попы до ступни. Наступить невозможно!
Мои провожатые скрестили руки и посадили меня на образовавшееся "сиденье". Я обхватила руками их плечи и таким совсем недурным способом поехала, чувствуя себя скорее госпожой, чем пленницей. Моим пажам тоже, по-видимому, доставила удовольствие эта нештатная ситуация, потому что, балагуря и перешучиваясь, как подростки, они поспешили вслед за девицей.
Курган оказался входом в подземный бункер, оборудованный скоростным лифтом и, судя по всему, системой вентиляции: запах емшана и полыни пронизал подземные коридоры и сопровождал нас во время спуска на нижние этажи подземного небоскреба. Пока я пыталась рассчитать скорость лифта и глубину шахты, легкая деревянная конструкция затормозила, и веером сложившиеся целлюлозные двери выпустили нашу веселую кампанию на площадку. Устланные ткаными циновками глиняные полы казались идеально чистыми. Чем они обрабатывают глину, что при такой пористости она не крошится в пыль? Я готова была решить еще тысячу головоломок, лишь бы не думать о толще земли над моей головой. Проклятая клаустрофобия! Неужели невозможно справиться с собственным страхом, зная его наизусть? Но небольшая лифтовая зала, разветвляясь сразу на несколько прходов, вывела нас, по одному из них, в большой холл, залитый солнечным светом. И страх мой исчез вместе с полутьмой коридоров.
Я не сразу сообразила, откуда в подземелье свет. Лишь когда мои носильщики прошли вглубь, мне открылся изумительный вид на реку из большого, во всю стену, окна. Наша мини-процессия развернулась, и, поставив меня на пол, юноши удалились. Нога в порядке. Я потопала ею по глине: нормально. Откуда-то сверху послышался негромкий серебряный смех.
Холл делился на две неравные части. Большую, в которой находилась сейчас одна я, и меньшую, представляющую из себя несколько разновысоких площадок (от нескольких сантиметров до метра) наподобие лестницы. Каждая площадка была застлана ярко орнаментированным травяным ковром. Свет, падающий сбоку на все это сооружение, придавал ему удивительную декоративность. Смех повторился. Глаза мои, наконец, полностью адаптировались, и я увидела трех женщин, сидящих в центре пирамиды на трех самых высоких ступенях. Смеялась самая младшая из них: девочка лет двенадцати. Чуть выше расположилась та самая смуглянка с агатовыми глазами, с которой мы виделись еще в ангаре. На самой высокой площадке, среди расшитых шелком подушек полулежала старшая из трех. Мне показалось, что ей около сорока пяти. Небольшая седовласая головка с плоским худощавым выразительным лицом высоко поставлена на тонкой жилистой шее, увешанной рядами прозрачных бус. Легкая фигурка, в позе полулотоса, казалась лишенной плоти, под черным шелковым одеяньем. Узкие непроницаемые глаза смотрят прямо в душу. Она взмахнула рукой, и окно затянулось черной пеленой, погрузив нас на мгновенье во тьму. Потом вспыхнули огоньки на стенах, и мрак рассеялся. На изображении, появившемся вслед за этим, двигался трайлер.
За рулем сидел задумчивый Моцарт, надвинув на лоб цветную бандану.

далее »




Последнее обновление: 8 августа 2017 года – серия из восьми рисунков на планшете.            
           tanzilya.ru – 2007-2017 © Танзиля Гайфуллина – живопись, графика, акварель, проза, поэзия.