Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

Чуть не проспала. Добрая Мадина на всякий случай постучала в мою дверь, видя, что я не пришла к завтраку. В принципе, мне и собирать то нечего. Надену выстиранный костюм амазонки, а термокостюм мне пригодится на базе: ночи в горах холодные. Датчик и пульт переместителя придется положить в карман любимого рюкзачка, SPA-уход за телом - сверху на костюм. Тяжелое монисто пусть будет сегодня на мне. Я перебираю холодные камни, остывшие от ночной прохлады на открытом окне, и вдруг чувствую две таких пронзительно горячих точки - как укусы, что роняю украшение на кровать. В утреннем свете на меня смотрят два крохотных сияющих красных глаза глиняной фигурки, украденной у амазонок.
Торум! Это и есть та самая драгоценность, которую искали они! Черт, как стыдно. Ведь точно, я взяла его с алтаря! Если бы я подумала об этом раньше. Они говорили что-то про его силу, что он нужен мужчинам...
Внезапно мне все становится понятно: пазлы сложились в картинку.
Я и Виктор! Неужели все дело в нем, в это красноглазом божке, бросившем нас друг к другу с такой силой страсти? Нет, неправда, я и без него... А Виктор? Откуда же ты взялся на мою голову, глиняное чудовище?
Слезы бессилия и злости капают на керамическую фигурку. Глаза божества светятся все слабее и слабее. И наконец гаснут. Передо мной всего лишь кусочек обожженной глины. Нет, не может быть. Всего лишь глина...
Во дворе разноголосый хор зовет меня по имени. Я выглядываю в окно. Пахнет свежим сеном. Лошади уже погружены, потому что Хэм ходит и щупает стенки грузового отсека. Как будто они могут быть менее надежными, чем все остальные. Все собрались у дирижабля и ждут только меня. Прыгаю во двор из окна. Как я рада всех видеть повеселевшими и даже подзагоревшими. Виктора среди них нет. Нет и автожира прилетевшего вчера Булата. Значит, они уже улетели.
Мы загружаемся в удобные каюты. Заваливаюсь на свою полку и упираюсь носом в прохладную прозрачность корпуса. Двор, барак, сарай и старый карагач сжимаются под нами как шагреневая кожа.
Прощай, Моцарт. Прощай, Виктор?

Письмо лежит в ладони и греет пальцы. Маленький осколок кварца размером с мужской ноготь. Глажу теплые грани прозрачно-серого кристалла. Такое ощущение, что запись считывается кончиками пальцев и наносится прямо в сердце.
"Вот и все, а ты боялась..." Смешно.
В доме разговаривают. Значит, Ольга уже проснулась.
- ...она три раза письмо читала.
- А ты откуда знаешь, ты что, подслушивала?
- Я не нарочно: окно открыто, а я на кухне.
- Ах ты юный любопыт!
В комнате слышна возня и счастливый визг девочки. Щенок наклоняет голову и приподнимает уши, смотрит на меня: "а мы, почему не бежим туда, где весело?". Но я не двигаюсь с места. Тогда он бежит один, заранее виляя изо всех сил коротеньким хвостом. В дверях останавливается и еще раз смотрит на меня: "ничего, что я уйду?"
- Иди уже, джентльмен!
Осторожно переступая через порог непослушными лапками Джокер Второй
исчезает в доме, откуда по-прежнему слышна веселая беготня, умноженная теперь на звонкий пронзительный лай.
Минут через десять все стихает. Из кухни высовывается растрепанная черная головка.
- Тэсс, доброе утро! Нести завтрак на террасу?
- Доброе утро, жаворонок! Не нужно, здесь сыро. Накрывай в столовой.
- Зато я сегодня самая настоящая сова. - Ольга в старинной китайской пижаме с драконами выходит в сад поздороваться.
- Какая красивая сова залетела к нам, правда Алсу?
- Очень красивая! - опять выглядывает девочка.
- Откуда этот музейный экспонат?
- Ты имеешь в виду меня или мою одежду?
- И то и другое, - хохочу я.
- Вот и не скажу, раз в этом доме не почитают раритеты.
- Еще как почитают: иди сюда, я тебя поцелую.

Прожит и этот день. Сколько их впереди?
Мы сидим вдвоем с подругой в саду, вытянув усталые ноги под стол. Перед нами ворох благоухающих лесных трав. Целый день сегодня лазили по окрестностям. Набрали черемши, кислятки и дикарки. Никто из местных жителей давно не собирает этих растений, но мы их любим и всегда заготавливаем на зиму.
Даже Ганнибала брали с собой. И Джокера. Щенок быстро умаялся и проспал большую часть в корзине на спине у коня. Хотя и тот выглядел уже не таким бодрым, как раньше. Купались в еще холодной воде. Обратной дорогой пели старинные песни, которые я помню из детства. Ганнибал даже пофыркал немножко на меня: "ну ты разошлась, старушка!".
Темнеет. Еле-еле отправили спать упирающуюся Алсу. Она не любит, когда надо соблюдать "детское" расписание.
- Ганнибалу осталось недолго... - Ольга не договаривает фразу и сочувствующе смотрит на меня.
- Знаю. Может быть, несколько месяцев или несколько недель.
- Ты больше не будешь давать ему ластинг, - тон то ли спрашивающий, то ли утверждающий.
- Не буду. Я решила, что пора улетать.
- Когда решила?
- Окончательно? Сегодняшней ночью.
- Возьмешь меня с собой?
- Возьму... - слезы подступают к самому горлу, - а ты уверена?
- Ты же не хочешь, чтобы я осталась совсем одна? - голос подруги тоже слегка дрогнул.
Мы помолчали, гладя друг другу ладони.
- Расскажи мне еще о Базе. Почему ты раньше ничего мне об этом не говорила? Если бы не письмо....
- Я сама все досконально разузнала только в эту поездку. И потом, ты особо и не спрашивала.
- Так мыслестанции - это не способ слежения за землянами?
- Это способ слежения. Только за детьми, чтобы они не причинили себе зла, как тогда.
- Слежения взрослыми из космоса?
- Пока не придумано ничего другого, да.
- А Ямайка? Я была почему-то уверена, что повышенная секретность вокруг этого острова связана с инакомыслием.
- Вот что значит, запереться в теремке на краю земли! Какое наказание за инакомыслие, Тэсс! Ты как была, так и осталась - дитя двадцатого века. Все твои дурные мысли может при надобности прочитать теперь любой встречный. Только это никому не нужно.