Прозаические произведения: Сфера безмятежности Напиток Семь легенд и сказаний башкирского народа Об одном незначительном споре

Голуби взметнулись над площадью и расселись на зданиях по периметру прямоугольника. Их здесь давно не кормят, а они все-равно прилетают и ждут. Через сколько поколений сотрется память о прошлой сытной жизни? А может быть, они что-то знают о наступлении следующей?
Серый зябкий день сменил такое же утро. Дождь уже кончился или еще не начался. Второй час пью горячий зеленый чай с цукатами. Меня хватило ровно на одну чашку эспрессо и кусочек пармезана: только чтобы вспомнить вкус Италии. Казалось съем вола. Но Виктора нет, и аппетит пропал. Организм пока еще раздумывает, пора начать волноваться или не пора. Я выхожу на набережную. Из воды до сих пор торчат лиственничные колья. Когда-то к ним были привязаны гондолы. Так я на них и не покаталась. В последний раз у гондольеров была забастовка.
На воде появляются и исчезают редкие концентрические круги. Дождь все-таки начался. Или он не прекращался? По площади бродит странный
человек в черной широкополой шляпе и просторном плаще. Словно Панталоне, отставший от карнавала. Сейчас я пройду мимо него, а он в маске. Смешно. Из полумрака пустого ресторанчика за мной наблюдает бармен. Двое на одного. Я сворачиваю в ближайшую улочку и останавливаюсь возле витрины. Куклы висят гроздьями по стенам, лежат на прилавке, сидят в принужденных позах на маленьких деревянных стульчиках. Толкаю дверь, и она будит спящий колокольчик над входом.
Куклы. Как я их любила когда-то... Запах лежалых тканей, старого папье-маше, краски. Слышу, как откуда-то из глубины спешит продавец. Я даже не удивлюсь, если это старая сеньора. Загадываю: если девушка - плохо, если парень - хорошо. Отворачиваюсь. Над дверью развешаны маски. Традиционные венецианские карнавальные и старинные африканские. Продавец тихонько трогает меня за плечо:
- Бонджорно, синьорина.
- Бонджорно, - я поворачиваюсь и отступаю: он в маске. Я опять что-то пропустила? В нынешней Венеции принято ходить так среди бела дня, как во времена Казановы? Голос хотя бы мужской: значит все сложится.
- Красивые у вас куклы, синьор.
- Ты гораздо красивее, Тэсс!
Ну конечно это он! Я готова с кулаками броситься на Виктора.
- Прекрати делать комплименты Диане, иначе я начну ревновать!
Мы обнимаемся крепко-крепко. Я бы почувствовала его под любой оболочкой, значит и он меня. Прощаю.
- Что так долго?
- Ждал, когда ты догадаешься уйти с площади. Ты не заметила системщиков?
- Заметила. А где хозяин магазина?
- Спит, - и он показывает на большую фигуру сидящую в плетеном кресле в углу (я приняла его за куклу), - Мы уйдем и он проснется.
- Куда мы идем?
- Ты идешь за мной не ближе двадцати шагов. На всякий случай я буду включать маячок через каждые пять минут. Мы в старой яхте "Аделаида". Ее легко узнаешь по бирюзовому цвету корпуса.
- Это далеко?
- На самом деле рядом, но мы немножко поплутаем. Ты не против? Выходи минуты через две, - он подмигнул ласково и исчез в мелодично звякнувшую дверь.
"Какой ясный сиреневый день", - подумалось мне на улице. Мелькающая впереди спина Виктора казалась чудесной нитью Ариадны, а воздух пропитался тысячью свежайших морских ветров. Если мир так зависит от моего настроения, да здравствует мое отличное настроение!

Яхта шла вдоль побережья через Адриатику в Триест. Мои многочисленные дипломы пригодились. Я имею ввиду психологию.
Хотя мой друг не относится к мужчинам, которых можно заморочить женскими капризами, существуют женщины, которые могут заморочить кого угодно.
На борту 24 человека, из них 8 - женщины. "Пилюли молодости", как я буду называть для краткости этот сложный препарат, вещь даже для нас новая, несмотря на многочисленные опыты, пока с небольшим побочным эффектом: в виде легкой амнезии. Процент не более одного. Кто мог предугадать, что этот процент будет на "Аделаиде" третий день закатывать истерику? Одна из почтенных дам, уважаемый ученый генетик, всю молодость отдавшая любимой науке и посему оставшаяся старой девой, не желала ни минуты оставаться на этой "дурацкой лодке, посреди этой дурацкой лужи". Она не помнила ни своего возраста, ни ситуации, при которой возникло ее юное тело, ни того, что скоро оно исчезнет. Крики, усиливавшиеся при последних словах, внушили мне легкое сомнение в степени потери памяти. Переговорив с ее коллегами об "анамнезе", выяснилось следующее. С первого дня Кэтлин (так звали пострадавшую) пыталась склонить к прелюбодеянию
каждого мужчину из группы, включая Виктора. Но так как помолодело только тело, а отнюдь не способ мышления, эти атаки скорее распугали, чем привлекли новоявленных мачо. В планы спасателя, как вы понимаете, совсем не входило ублажение спасаемых. Так что к началу четвертого дня - моменту моего прибытия - ученую старушку попросту заперли в каюте. И яхте пришлось бы курсировать меж островов у побережья Хорватии до конца действия препарата. Если бы не метод отзеркаливания. Группе был объяснен принцип. Заскучавшие от непривычного ничегонеделания ученые с азартом включились в игру. И началось.
Через некоторое время ко мне прибежала взволнованная Кэтлин с требованием "оградить ее от этих маньяков", что и было исполнено к удовольствию обеих сторон.
В кают-компании собрались все и каждый из заговорщиков со смехом рассказывал свой вариант "прививки от любви". Разгоряченные подзагоревшие молодые лица, быстрые движения, звонкие голоса. Моцарт, сияя лучистыми глазами, хохочет, изображая себя в неземной страсти. Я никогда не видела его таким юным. Сам он не принимает ластинг. Исповедуя внутреннюю алхимию, он итак сумел прожить почти 150 лет. И мне кажется, что цепь его перерождений должна завершиться...
Пойду поработаю с разгрузкой нижнего даньтяня нашей "нимфоманки", пока она спит. Вечером нам предстоит высадка на берег. В рулевой рубке сидит Виктор. Один.
- Привет. Устал?
- Нет. Думаю.
- О том как дальше жить будем?
- О тебе. Соскучился по твоему лицу.
- Внимание! Фантомас снимает маску! - я делаю вид, что пытаюсь снять кожу с лица.
- И как-то странно целовать другую, даже зная, что это ты.
Об этом я как-то... Так хотелось быть рядом, что о его чувствах даже не думала! Эгоистка чертова! Милый мой. Озабоченное грустное лицо смотрит мимо меня.
- Что ты предлагаешь?
- Думаю.
- Хочешь "дружить домами"?
- Тебе не будет сложно?
- Будет, - я смотрю на его помрачневшее лицо, - только сначала. А потом привыкну и буду все воспринимать как есть. Ты же знаешь нас буддистов!
- Зато каждую ночь, мы сможем устанавливать тесный мыслеконтакт, и я буду представлять тебя рядом.
- Сможем... - эхом откликаюсь я. Ерунда какая. Надо что-то придумать кардинальное. Потом. А пока иду к Кэтлин. Вечером высадка.

Темные волны жадно облизывают бирюзовый борт "Аделаиды". Кажется, что если продлить этот процесс до бесконечности, от яхты останется только каркас и мачта. Временами я тоже чувствую себя скелетом, обглоданным ушедшими привязанностями, и тогда хочется уйти. Школа Земли, которую я предпочитаю практиковать, дает мне силы жить почти вечно, не уставая от жизни, но...
Но. Если бы не любовь. Она как та низкая притолока в любимом доме.
Ты знаешь наизусть, где она и насколько следует наклонить голову, чтобы не удариться. И с завидным упорством ты вновь и вновь расшибаешь об нее лоб. Я потерла несуществующую шишку и оглянулась. Над пустой палубой только чайки. Скоро берег.
Подумаю потом. Мой немногочисленный скарб лежит у ног в рюкзаке.
В порту нас ждет заказанный Виктором трайлер, на котором мы предполагаем добраться как можно дальше в сторону Гималаев. Именно так и ни буковкой точнее. Я знаю, что наше будущее таково, каким оно и будет. И ничего сверх того не стоит ждать.
На палубу начинают по одному подтягиваться наши подопечные. Они будто бы вернулись в свое скаутское детство: на лицах пионерская готовность к приключениям и желание поиграть в Джеймса Бонда.
Интересно, это тоже побочный эффект пилюль? Посмотрим, когда они снова станут "в своем уме" исчезнет ли блеск в их глазах? Моцарт, как всегда напевая, рассказывает что-то двум девушкам-хохотушкам.
Высокую брюнетку, кажется, зовут Мадиной, а кругленькую кудрявую блондинку - Алисой. Они яркое подтверждение теории единства противоположностей: за несколько дней стали закадычными подругами, несмотря на бросающуюся в глаза несхожесть характеров, не говоря уже о внешности. Мадина - тихая и тактичная. Виктор сказал, что она замечательный ботаник и написала какой-то бестселлер по новым видам. Алиса, наоборот, шумная спорщица, готовая резать правду-матку не взирая на. Она математик и долгое время преподавала в университете, что легко угадать по безапиляционности с которой она раздает советы и указания направо и налево. Объединяет их, на мой взгляд, чувство юмора: сегодня в любой момент можно было обнаружить их местоположение на яхте по взрывам смеха.
Сбоку пристраивается под ручку Кэтлин. После сеанса цигун-терапии она чувствует ко мне повышенное доверие. Я глажу кисть ее руки: через пару дней все вернется на круги своя. Присутствие шестнадцати молодых и здоровых мужчин внушает спокойствие. Пока. Если бы можно было продлить действие лекарства еще на пару недель, было бы гораздо проще. Несмотря на Систему. Нельзя. Вторую дозу большинство из них могут не выдержать.
Яхта мягко ударяется о резиновые амортизаторы. Приехали. Проинструктированная группа молча спускается по трапу и растворяется в темноте осенней ночи. Иду по мосткам и переходам до набережной, и холодная морская сырость заставляет мою продрогшую душу собраться окончательно. Я сделаю все, чтобы эти люди могли дожить отпущенный им срок так, как им нравится! Еще пятнадцать минут шараханий среди разноязыкой портовой публики, и маячок выводит меня к автомобильной стоянке. Длинный раскрашенный рекламой бок трайлера отсвечивает каплями прошедшего дождя. Нашла!
Забираюсь в кабину к Виктору. Оказывается я предпоследняя. Теперь ждем Кэтлин. Полчаса ожидания ни к чему не привели. Я отправляюсь на поиски. Маячок довольно быстро обнаруживает пропажу в небольшой шумной забегаловке. Где-то возле стойки. Утробно воет черная девица под аккомпанемент раздолбанного саксофона. Первый раз слышу такую безголосую негритянку. Проталкиваюсь среди разгоряченных выпивкой и музыкой мореходов и вижу маяк Кэти, лежащий на прилавке возле недопитого стакана. Ясно. Еще минуту. Огонек спокойно пульсирует в прощальном ритме. Что ж, пока. Удачи тебе, Кэтлин Круз.
Вернувшись в кабину, застаю Виктора над кучей препаратов выложенных из сумки.